Когда Григорию Богослову было примерно столько же лет, сколько мне
сейчас, он оставил попытки что-то изменить в той структуре, которой
верно служил многие годы в столичном Константинополе, и вернулся в свой
родной городок, Назианз, небольшое поселение в Каппадокии (ныне скудные
занесенные песком развалины в современной Турции).
Григорий
возглавил местную церковную общину, но не переставал обращаться к своему
начальству в лице епископа Тианского, Феодора, с просьбой — нет нет,
не с просьбой вернуться в столицу и не с просьбой стать во главе нового
большого проекта, а с просьбой освободить его и от этого бремени в виде
руководства чем бы то ни было (это вскоре и произошло).
Тем не менее, как известного церковного деятеля и мыслителя Григория Богослова продолжали звать на всякие важные церковные совещания и важнейшие Соборы в Константинополь, но он неизменно отказывался и придумал для себя такую отмазку (и это первый урок для меня): отвечал всем, с кем был знаком, что с ними продолжает дружествовать, но только лично, в личном качестве, а ко всяким учреждениям и собраниям относится уважительно, но принимать в них участие больше не будет.
Вот так он писал примерно в 381 году своему формальному начальнику, Феодору, епископу Тианскому: «Зовешь к себе, и я спешу; но спешу один и на сближение с тобой одним. А соборам и собеседованиям кланяюсь издали…» .
Конечно, без совещаний и соборов Григорий не пропал. Будучи далеко небедным человеком (происходил из богатой семьи и получил большое наследство), Григорий оставшиеся годы жизни посвятил литературному творчеству, путешествиям по местной округе. Однако, судя по его трудам того времени, глубокие переживания не оставляли его. Вот, например, запись из его блога:
«Друзья, сограждане, недруги, враги, начальники! Много испытал я от вас тяжких ударов. Знаю, вы скажете: нет. Но это записано в книгах; не утаитесь от меня».
(Григорий Богослов. Творения. Т. 2. Стихотворения. Письма. Завещание. М., 2007. С.227).
Звучит, конечно, угрожающе, но никаких иных действий, кроме слов, по отношению к недругам своим Григорий не предпринимал. Но, может быть, иногда и просто слова достаточно? А иногда — даже и молчания достаточно? Неслучайно писал Григорий так: «Язык — всего пагубнее для людей. Это конь, всегда убегающий вперед, это самое уготованное оружие». В результате, утешение, которое нашел для себя под конец жизни Григорий Богослов, выражено в одной из последних его записей (и это второй лайфхак):
«Прыгай от радости, скачи ликуя всяк нечестивец. Камни мечи, стрелы пускай в беззащитных. Тебе же будет ответом глубокая тишина – Григорий уже совсем далеко».
(Григорий Богослов. Творения. Т. 2. Стихотворения. Письма. Завещание. М., 2007. С.213.
И, наконец, третье. Смерть. Смерть — и есть главный лайфхак Григория Богослова.
Перед смертью Григорий завещал раздать имущество и деньги свои ближайшим друзьям и церковной общине, и не забыл распорядиться отпустить на свободу рабов своих после своей смерти (о, это так по-христиански!).
Но главное не в этом. Вот его последние записи:
«Я жив и мертв. Кто мудрец, тот совмести это…»
«Самая лучшая польза от жизни — умирать ежедневно»
Всё это стоит обдумать.