Теперь уже очевидно, что надо будет что-то менять в мышлении, чтобы что-то изменилось в будущем. Надо будет как-то менять и свое мышление, и мышление людей вокруг, чтобы что-то изменилось. Иначе ничего не изменится.
Сейчас все озабочены «фейками» и всякими «искажениями правды», это понятно. Но дело, по большому счету, вовсе не в них. А в том стиле мышления, в котором факты и фейки — суть одно и тоже, то есть вопрос веры и (к сожалению, не так уж и редко) Уголовного кодекса.
Вера и директивное знание проводят главные различения между истиной и ложью.
Конан-Дойловский сыщик-недоучка не даром стал героем XX века. Его метод назначения преступником, основанный на манипулировании более или менее известными генерализациями, оказался очень кстати для так называемой юстиции. Кто-то кое-где это еще сопротивляется, но в целом — штука оказалась полезной.
В Большой российской энциклопедии так и написано: «дедукция — переход от посылок к заключению, опирающийся на логический закон, в силу чего заключение с необходимостью следует из принятых посылок. Характерная особенность дедукции заключается в том, что от истинных посылок она всегда ведёт только к истинному заключению».
Кроме того, что тут в пяти строчках три раза повторяется одна и та же мысль, в центре этой мысли находится трижды повторяемое слово «заключение», имеющее в русском языке двоякий смысл.
Конечно, не каждая посылка ведет к заключению, но если мы с этим соглашаемся (а мы соглашаемся), то мы принимаем, так сказать, прокурорско-обвинительный образ мышления. В котором главное — доказать определенную взаимосвязь между общим определением «преступления», данное нам свыше, и некоторыми чертами, мыслями и действиями (последнее даже не обязательно) подозреваемого.
Такой образ мышления нынче наиболее распространен и поощряется.
Обратный процесс, то есть умозаключение, не опирающееся на закон логики, но опирающееся на конкретные единичные факты, ведет нас к дедукции, то есть в пропасть. Или, опять же, к заключению, в которое мы попадаем, если принимаем неавторизованную свыше посылку.
Казалось бы, путь нам должна осветить наука. Но у нее тоже сложные отношения с мышлением. И с теми, кто мыслит не так, как ей нравится.
Поэтому и встают вопросы, типа, как теперь мыслить, как мыслить по-другому, и как мыслить по-другому, чтобы никто не догадался, что ты мыслишь по-другому. Это, последнее, впрочем, временно.