Когда потеплело примерно до -28, я решился выйти на улицу.
Месяцев через пять снег, конечно, совершенно растает, но я все равно взялся пробивать тропинки в саду. Ходить по ним некому, но хотя бы для порядка, типа, должны же быть в моем пространстве тропинки. Расходящиеся и сходящиеся. В этом ведь и есть смысл.
Снег уже слежался и замерз, он не был легким и пушистым, как в сказке, по нему не проваливаясь скакали зайцы. Его приходилось разрезать резкими ударами острой лопаты, откалывая тяжелые пласты и плиты, которые я поднимал руками и откидывал в сторону.
(«Я ломаю слоистые скалы», как писал поэт совсем не про снег, к тому же ему помогал в этом важном деле ослик, но у меня ослика не было, я сам был и за поэта, и за осла, и за незримых и неслышимых соловьев).
Занимаясь такими делами и одолеваемый морозом, я задумался об алкоголизме.
Им я так и не смог овладеть. Вообще, среди моих близких и дальних родственников пили все. Но алкоголиков было где-то один человек на двадцать остальных. Не приживался он, то есть.
Мой дед, родившийся и живший тут же, во Владимирском Ополье, бедняк, гармонист, весельчак и балагур, пил с детства. Тюрю ему делали даже не на воде («кушай, Миша, тюрю, молочка-то нет»), а с добавлением самогона, чтобы ребенок не ерепенился, а успокоился и заснул. Дед привык к пьянству, но алкоголиком так и не стал, зато стал классным шофером, водителем прошел всю войну, работал на машине до пенсии, не совершив ни одной аварии. Как это у него получалось? Он всегда говорил так: не будь дураком сам, а увидишь – дурак едет, пропусти.
Самогон тогда гнали все. В каждой бане. Я сам лично лет в пять сунул пальчик под капающий из под крана живительный источник и, облизав неведомую жидкость, сделал вывод, что это невкусно.
Но не за вкус же мы это любим это дело! Вернее, не только за вкус.
Откопав под эти мысли первый десяток метров тропы, я остановился и огляделся. В небе висел кусочек радуги. Природе можно всё, подумал я, она всегда как пьяная, ничего не боится и делает, что хочет. Надо быть как Природа, сделал умозаключение я и принялся копать дальше.

Интересно, что сверху снег был действительно твердый, почти ледяной, а под этим слоем — уже помягче, попушистей. Вообще, снег – более разнообразен, чем его незамерзший аватар – вода. Вода она и есть вода. А снег можно описывать часами. Но вернусь к алкоголизму.
Если б можно было выбирать, то я бы выбрал позицию Сократа.
Помните, его ученик, Платон, описывал, как собрались они с друзьями на пьянку, а один возьми, да и скажи: хорошо бы нам, говорит, друзья, сегодня не напиваться допьяна! Я, говорит, чувствую себя после вчерашней попойки довольно скверно, и мне нужна некоторая передышка.
И все его поддержали! Мол, все выпили вчера лишнего.
И тут Эриксимах, сын Акумена, и говорит, мол, если вы все, такие мастера пить, сегодня отказываетесь, то и я не буду.
И добавляет — Сократ не в счет: он способен и пить и не пить, так что, как бы мы ни поступили, он будет доволен.
И далее Платон заключает: «Выслушав их, все сошлись на том, чтобы на сегодняшнем пиру допьяна не напиваться, а пить просто так, для своего удовольствия».
Отмечу, что Сократа никто и не спрашивает. А сам он пока помалкивает. Но всё происходит именно так, как его вполне устраивает. Все пьют для удовольствия, не напиваются, и ведут умные разговоры.

Правда, кончилось всё плохо. Они в итоге всё равно все напились и завалились спать, причем друг с другом.
А на Сократа, уже позже, естественно, настучали (наверняка, кто-то из его же собеседников), его арестовали, и осудили за дискредитацию, приговорив к смерти. Ну, так то — в Греции, у них снега не было, подумал я, и снова взялся за лопату. Она – мой единственный собеседник и собутыльник на сегодня. Она не выдаст.
5 января 2024 г., д.Багриново
