Царь Иван Грозный никогда не праздновал День народного единства. Не видел в этом необходимости. Он и так считал, что, кроме всяких предателей и отщепенцев, на Руси все едины. А во главе этого единства — он, царь, единственный. И все вокруг него. Это не то что, скажем, на Западе зловредном, куда Андрюшка Курбский, собака, бежал. «Тамо особь каждо о своем печеся» — так писал в своем блоге Иван Грозный о ситуации в странах Запада. И был прав, конечно. Потому что на Руси было не так.
В другой своей записи царь Иван пророчески отметил: «А в государской воле подданным взгоже быти, а где государской воли над собой не имеют, тут яко пьяны шатаютца и никоего же добра не мыслят». Короче, настоящее единство только в нём, в государе, и есть. Иван Грозный всячески это самое единство поддерживал и лелеял. То на кол кого посадит, то кожу с какого боярина живьем снимет, много всяких способов было испробовано, так что в специальном празднике никакой надобности не было — при таком царе на Руси каждый день был как праздник.
А чтоб единство это еще крепче было, царь, как эффективный менеджер, придумал знатную штуку — типа вывести из единства этого преданных людишек, назвать это опричниной, и позволить им как бы снаружи всех в это единство загонять. Чтоб не вылазили, значит, суки, оттуда. Так всё и держалось, пока царь Иван жив был. Ни собака-Курбский, ни шляхта вражеская, ни «богатины ленивые» и «бяре изменные» не смогли это единство поколебать.
И так хорошо было на Руси, что многие стали на нее заглядываться, да с мыслями нехорошими. А царь Иван ничего не боялся, и даже троллил своих коллег, западных правителей, польскому королю Стефану Баторию писал сообщения и подписывался так: «царь и великий князь всеа Руси… по божьему изволению, а не многомятженому человечества хотению…». Стефан кусал свой кафтан и уходил изучать решения сейма, обязательные к исполнению.
Так и не получилось праздника народного единства на Руси.
Потом уже, когда много народу полегло, а сам царь Иван почил в бозе, хотели было объединиться на почве, так сказать, горя всенародного, да верно рассудили, что смерть государя праздником называть негоже, может и в привычку войти.
И только Борис Годунов, прознав как-то про День народного единства, каждый год 4 ноября выпивал бутылку портвейна, и мечтал о расцвете образования и науки на Руси. Но закончилось всё тоже несуразно.
Как-то, в один из таких праздников, после портвейна, то есть, велел Годунов собрать лучших отпрысков семей боярских, числом около 20, точно не помнит никто, и сказал им: в этот великий праздник отправляю вас, неучей, в Европы, образование получать, чтобы вы, значит, обучившись самым новейшим и нужнейшим наукам, сюда вернулись, и новой единой Руси пользу всяческую приносили. Отпрыски поначалу повозмущались, но покорились и уехали все. По разным университетам стран европейских. И выбрали для себя, не сговариваясь, самые новейшие и важнейшие науки. Астрологию и алхимию. Все двадцать. И набравшись ума разума все решили обратно не возвращаться. А кто-то из них даже веру переменил и в местные попы подался.
Одного только удалось отыскать и обратно заманить, и он приехал, но кто это был и как звать его никто не помнит уже. Да и не при Годунове это было, а после Смуты великой на Руси. Когда без всяких царей и прочих захребетников ребятки взяли, да и выгнали начальников всяких и изменников из Кремля. И нового себе на шею царя посадили. И стал с тех пор День народного единства праздником на Руси. Когда каждый о своем думает, но вслух только о единстве и говорит.