В пятницу под дождем бродил по Новгороду, по Великому.
Свернул с центральной улицы и топал по лужам мимо аккуратных, но мокрых домов. Было довольно прохладно и безлюдно, несмотря на разгар дня. Встретил только пару человек, они быстро исчезли в каких-то других улочках. У них были дела.
Идти было хорошо, спокойно, хотя и грустно, захотелось даже идти с кем-то из близких, но все близкие были далеко. Обсуждая сам с собой сложившуюся ситуацию, пришел к выводу, что сам с собой не согласен.
Вдруг, показалось, что я уже не один. Что мы идем по неширокому тротуару вдвоем с отцом. Он идет молча, ему нравится такая погода и прогулки. Странно, в Багриново ко мне он часто приходит, а вот так чтобы в другой город — никогда.
Да — сказал он, перешагивая лужу, — вот и вам досталось от жизни, вот уж не думал…
Жаловаться не хотелось, но я подтвердил, да, мол, досталось.
Мы молча прошли какое-то время. Это было здорово. Можно было не говорить, не оправдываться, не обвинять, не клясться и не ненавидеть. Просто идти по мокрому асфальту, не одному. Чувствовать, что рядом идет человек, который тебе верит и в тебя верит. И ему не нужны никакие доказательства.
— А помнишь, — наконец спросил я — ты рассказывал, как ты загубил развитие планерного спорта во Владимире?
— Нет, не помню — соврал отец.
— Ну как же, ты в юности пошел в секцию планеризма, а там на весь город был один планер, и в качестве поощрения за что-то тебе доверили совершить полет. Ты полетел, улетел куда-то за Клязьму, врезался в сарай. Планер починить не удалось. Эра планеризма во Владимире на этом завершилась.
— Да — улыбнулся отец, — что-то было такое, вроде. А ты зачем вспомнил?
— Вот думаю, тоже что-то такое сломать, чтобы эру одну завершить.
— Э, нет. Я же не специально. В этом все и дело. Специально никогда не получится.
Мы прошли несколько метров молча. Впереди виднелись храмы Ярославова Дворища.
— А как неспециально сделать, чтобы получилось?
— Наверное, надо хорошо представлять, чего ты хочешь. Для начала.
— Наверное, — кивнул я, обходя большую лужу.
Вообще, в Новгороде много луж. Как и везде у нас. На обшарпанных церквях висели новенькие таблички «Объект готовится к реставрации». Пара человек не спеша ставили забор из свежих пахнущих досок. У церкви Параскевы-Пятницы собралась какая-то экскурсия, в зонтиках и дождевиках. К Ганзейском знаку с гербами европейских городов мы не пошли. Мало ли что. Вывернул на мост.
— А хочешь, я тебе веселую историю расскажу? – решил немного прибодриться я.
— Ну, давай.
Мы продвигались к мосту через Волхов, за мостом виднелся Кремль, половина которого была закутана в черно-серое покрывало, типа реставрация, наверное. Не траур же.
— Я ее в местной газете прочитал, вчера в гостинице. В одном городке близ Новгорода был стекольный завод. Больше ста лет назад один предприниматель построил. Завод пыхтел, в советское время там работало 3000 человек. Вокруг целый городок вырос. Узкоколейку провели до железнодорожной станции, прямо сквозь лес. Все хорошо было. Но в 90-е все кончилось. Люди разбрелись, город обветшал. А площади заводские остались. Местный предприниматель это все купил, вместе с узкоколейкой, наладил производство мебели. Узкоколейку восстановил. Люди возвращаться стали. И опять все стало хорошо. Но предприниматель как-то быстро умер. И все развалилось опять. Тоже быстро. Завод и узкоколейку стали продавать и покупать, продавать и покупать…
Мы вышли на мост и стали смотреть на Волхов. Где-то тут впервые появилась вот эта самая государственность…
— Ну так вот, последний владелец завода, вернее, того, что осталось, какое-то ООО «Золотой бубен», гениально решило продавать все по частям, и зарядило на продажу и завод и узкоколейку. А вдоль нее люди приноровились ходить по своим надобностям. Да и вообще, узкоколейка была как символ надежды, что когда-то завод заработает. И вот однажды приехали какие-то огольцы и начали разбирать рельсы. Оказалось – продали-таки узкоколейку. Новый владелец, аж откуда-то с Дальнего Востока (широка страна моя родная!), решил не заморачиваться и выдрать ценный металл из новгородской земли, чтобы еще раз продать куда-то. Шпалы, говорят, местным предлагал, но у них денег нет, чтобы купить.
Мы прошлись по мосту и подошли к входу в Кремль.
— Теперь вот рельс нет, шпалы увезли, земля из под узкоколейки в частной собственности не пойми кого, а завод, как пишет официальная газета – «территория разрухи». Все чешут затылки и недоумевают, как так получилось.
— И что тут смешного?
— Ничего. История смешная.
В Кремле кипела работа. Прямо около памятника тысячелетию России рабочие разбирали огромные железные конструкции. Их начали собирать за три дня до приезда первого лица. Потом был праздничный концерт в честь 1160-летия российской государственности, куда пускали только по пригласительным. И вот, три дня теперь все это разбирают.Мы прошлись мимо памятника этой самой государственности под железное лязгание и короткие возгласы рабочих.
Вышел из Кремля я уже совершенно один, и побрел на вокзал.