Мир (mundus, не pax!) немного содрогнулся (schauderte, но не zitterte!), и начал отгораживаться (не enclosure, но fenced off!) от беды (le malheur, но не la malchance).
Ну и фигли? Я вот тоже в 85-м на рейгановские танки по снегу со штык-ножом полз. Метров двести. Потом в рукопашную. Но танков не оказалось. Так что я победил.
А спалили меня на репетиции торжественного строевого смотра, генерал, командир дивизии, маленький, сухой, похожий на Суворова, как увидел меня, выполняющего какие-то идиотские команды, заорал страшным голосом моим командирам — этого на хуй уберите отсюда, немедленно! И меня, геройского ефрейора, убрали! И пока все ебались на плацу, я валялся на кровати в роли дежурного в абсолютно пустом помещении моей роты.
Это я не к тому, что не все так однозначно, это я к тому, что все — однозначно. В рай, так в рай. Я — атеист. Я вижу, всё как есть. Но сказать всего не могу. Потому что бесполезно. Как писал Фома Аквинский, я вам, мол, даю разжиженную пищу, как младенцам, иначе вы не переварите. Так я не Фома. Не можете переварить — я разжижать не буду. Сам съем.
Мобилизация — прекрасная вещь. Воистину — вершина человеческой мысли и воли. Я это знаю доподлинно. В августе 1914-го моих земляков привезли со всей губернии на центральную площадь города, провели молебен, начальство выступило, все чин по чину, — и на вокзал. Они много чего повидали, в результате. Атаку дирижаблей под Санкт-Петербургом, первое применение огнеметов на Западном фронте, и, наконец, венец туристического маршрута — иприт и заман под Волей Шидловской. Старший брат моего деда всё это получил по полной программе. Жаль, я с ним поболтать не успел, он бы мне объяснил, для чего и ради чего все это было. Он-то понимал, наверное. Хочется надеяться. Потому что, если не понимал — то как-то неправильно это получается. Так что будем верить, что понимал.
А больше всего мне, конечно, офицеров было жалко. Мы-то в своем болоте надеялись на дембель. который был неизбежен, как крах капитализма, а у них — никакого дембеля, 25 лет службы, не меньше. Жалко было, до слез.
Один приезжал утром в часть, с кожаным портфелем, а в нем — три бутылки портвейна. Приходилось помогать. Но анонимно. Потому что — нам славы не надо, мы на за славу, а ради державы.
Господи! (Риторическая фигура). Если ты есть — вразуми неразумных. А если тебя нет (а тебя нет) — то тогда всё нормально. Всегда так было.