Защёлкал он в конце апреля. Совершенно неожиданно.
Обычно в караульном помещении тихо. В самой большой комнате в углу на кресле дремлет разводящий смены, в соседней спальне посапывают сменившиеся часовые. Начальник караула мается от безделья, ходит взад вперед по коридору, своим непрерывным движением помогая времени приблизить окончание спокойного недельного боевого дежурства. В отдельном помещении сидит оператор за пультом системы охраны, следит за огоньками лампочек.
Когда всё нормально, то ничего не мигает и не пищит. Заиграет пульт только тогда, когда лось или кабан нарушит суверенное пространство ракетной части, заденет чуждые лесу металлические нити, порвёт их к чертям, доберется до электрозаграждения и падет смертью храбрых, послав электрические импульсы о своей геройской гибели на пульт оператора. Вот тогда взбодрится начальник караула, закричит — ага, наконец-то! Немедленно даст команду выключить систему защиты, пошлет на территорию группу реагирования из двух бойцов, поздоровше, добегут они по болоту до нужного места, заменят проволоку, отремонтируют порывы и восстановят защиту ракетного щита страны, но, самое главное, — подберут то, что осталось от бедного животного, целиком или по частям доставят важные съедобные элементы в подготовленное и обжитое место в лесу недалеко от караульного помещения, и тут уж развернётся заготовка и готовка лосятины или кабанятины, праздник для всего караула и близких к нему солдат и офицеров.
Мне самому как-то раз с товарищем довелось убегать от недоубитого кабана, прямо по заросшему болоту сквозь сухостой и чащу, не разбирая дороги. Убежали. А в другой раз пришлось вдвоём тащить несколько километров кабаняру килограммов в 150. Дотащили. И съели. И всю роту накормили. Включая офицеров и их семьи.
Но в конце апреля 1986 г. всё случилось иначе. В нашем караульном помещении что-то громко застрекотало и защелкало. Очень громко и непривычно, совсем не так как пищат сигналы охранных сетей от упавшего дерева или от прорыва сквозь лес дикого кабана. Все удивились, и даже начальник караула, ветхий прапорщик, помнивший маршала Неделина, долго не мог понять, что случилось.
Этот прапорщик рассказывал нам байки про первых ракетчиков, которые в начале 50-х носили форму летчиков. А платили им существенно меньше. И вот, бежит за военными в лётчицкой форме мальчишка и канючит: «Дяденька летчик, дяденька летчик, дай десять копеек!». Военный оборачивается и в сердцах говорит: «Или отсюда мальчик, нет у меня денег!». Мальчишка зло и с обидой бормочет: «У-у, проклятый ракетчик!».
И вот тут что-то заверещало. Такого даже наш древний прапорщик не помнил, а уж мы тем более. Источник щёлкания нашли достаточно быстро. Это был счетчик Гейгера, висевший на стене караульного помещения. Мы обступили это чудо и стали размышлять, что делать. Верещал он очень громко и это всех раздражало. Кто-то предложил выбросить его в окно, кто-то настаивал, что его надо разбить. Внимательный осмотр непрерывно щёлкающего прибора обнаружил на нём небольшую кнопку, которую, после некоторой оживленной дискуссии, было решено все же нажать. Доверили это сделать, естественно, дежурному оператору. Ему положено. Он нажал, щёлканье прекратилось. Старый прапорщик одобрительно на нас посмотрел и посоветовал попробовать минут через пять включить прибор — вдруг он одумается. Мы так и сделали — но и через пять минут после включения счетчик опять начал верещать и не желал останавливаться.
«Придется докладывать дежурному по полку» — грустно вздохнул прапорщик тоном человека, хорошо знавшего, что ничего хорошего от подобных докладов ждать не приходиться. Однако, к его и нашему удивлению, дежурный,внимательно выслушав доклад, отдал приказ ничего не предпринимать и выключить счетчик до особого распоряжения.
Ну, мы его и выключили. И все же, чисто из интереса, пару раз в день, пробовали включать, пока не кончилось наше боевое дежурство И при каждом включении этот паршивец исправно начинал издавать свое щёлкание.Потом мы сменились из караула, в казарме у нас уже не было такого счётчика.
И только позже узнали про аварию на атомной станции, случившуюся километров в 700 от дислокации нашей части. Но путь радиоактивных потоков воздуха в Европу прошел как раз по территории Калиниградской области. И именно это и зафиксировал наш прибор, установленный в караульном помещении, в болотистой местности недалеко от прусского города Тильзита (в советской транскрипции — Советск), в котором в июне 1807 года Наполеон и Александр I подписали мирный договор между Россией и Францией.
А эта сука дежурный по полку всё знал (не про Тильзитский мир, конечно, а про аварию и радиацию). И всё начальство знало. Но приказали счетчик выключить.Нет счетчика — нет радиации.Правда, Ханс Вильгельм Гейгер тут уже ни при чем. Он всё правильно сделал, получив в 24 года степень доктора наук в Эрлангенском университете и создав через два года свой прибор, уже во время работы в США с Резерфордом. Потом вернулся в Германию, в 30- годы работал в университетах Берлина и Тюбингена. Но вот тут уже не знаю, насколько он всё правильно делал. Тут уж каждый сам для себя решает. Умер Гейгер в сентябре 1945 года в Потстдаме. Но счетчик его живёт. Так что желаю всем никогда не услышать его зловещего щёлкания.