Ровно год назад ушел еще один близкий человек, умерший у меня на руках.

Да, не молодой. Таких все больше в моем окружении. Но других обстоятельств непреодолимой силы, влекущих к смерти, вроде, не было. И Левиафан, наш дорогой Лефиафанушко, негромко вздыхая, участливо как бы говорит — так и должно быть, немолодые умирают, никак иначе. И точно. Умирают. Как говорили тыщу лет назад — от старости. Так и сейчас про нас скажут.

Хотя на самом деле — от того, что врача вовремя не вызовешь, лекарств нужных нет, высоко технологическая помощь не столь высока и не столь помощь, как хотелось бы. Плюс коронавирус. Короче, вписались в трагическую статистику убыстряющейся смертности в России прошлого года. И не то чтобы туда стремились — нет, конечно. Но, действительно, умереть легче, чем выжить. Особенно, если ты простой человек, на бюджетные деньги претендовать не можешь, великих заслуг перед Левиафаном не имеешь, то есть человек для грядущего российского прорыва — практически бесполезный, лечишься то на койке в коридоре больницы, то в палате на восемь мест, а то и просто дома, водой из под крана и сопоставимыми по цене лекарствами.

И умираешь во всех местах, где придется; никчемный, в общем, человек для великой России. А она уже набухла, набрякла, опухла, усиленного питания требует, готова вспыхнуть на весь мир своим величием, силой, массой своей жировой, внутри которой — тысячи моих сограждан и близких людей, у которых не было возможности спастись, не было важных знакомств и связей, не было желания и стремления отталкивая друг друга хвататься за эту жизнь и отбирать ее у остальных.

А у кого-то этого желания хоть отбавляй. Жить, учиться, давать образования детям, отдыхать, продлевать жизнь себе и своим близким. Что ж, живите, братцы. Гнобите и гноите всех, кто против этого, словами и в тюрьмах. Это ваш выбор, потом уж не отказывайтесь.